Глаза бойцов АТО

«ДНЕПРАЗОТ» на передовой
…Глаза наших парней, побывавших в АТО, говорят иногда больше, чем сами бойцы. 20-летние хлопцы смотрят на мир иначе, чем ветераны второй мировой или афганцы, — те битвы позади, а эта война рядом. Суть не в географии, хотя 250 км для войны – не расстояние, а в умудренном, «пожилом» взгляде парней, где собрано все воедино: потеря друзей, кровь и грязь окопов, нытье пленных, говорящих с тобой вроде бы на одном языке, но все же не на родном. И боль возвращения в мирную, вымечтанную жизнь, которая на поверку оказывается еще более уродливой, чем до повестки. И чувство вины за это.
Виктор Стратонов – электромонтер энергоуправления служил в АТО вместе с братом, тоже работником энергоуправления Константином Стратоновым. Оба прошли испытания адом с честью.
— Повестка мне пришла 21 марта 2014 года. И уже 24 марта выездная бригада собрала нашу команду и отправила в пгт.Гвардейское. Принял нас командир как положено, пару недель мы пробыли в части: привыкали друг к другу, готовили технику. А вскоре всей бригадой отправились под Донецк. Числился я связистом, но все время был при оружии – защищал командира артиллерии.
Поначалу все воспринималось как обычный полевой лагерь. Пока не начались обстрелы. Случилось так, что постоянно мы находились в окружении, и постоянно ощущалось предательство со стороны командования: складывалось впечатление, что противник лучше нас знает все наши ходы и действия наперед. Мы знали, что завтра выезжаем, к примеру, но нам никогда не сообщали направления. Зато с другой стороны все были хорошо осведомлены даже о том, какой именно дорогой мы будем двигаться. Это неоднократно подтверждалось и спасала нас только хитрость.
Я рад, что попал в хорошую бригаду, пока там служил, была полная уверенность – останусь живым. Очень толковыми были командиры, горжусь ими, это настоящие профессиональные офицеры. На срочной службе я таких не встречал. Хотя, возможно, им просто не приходилось проявить себя в боевых условиях, а здесь, когда дело касалось истинных боевых качеств, наши молодые офицеры показывали себя героями.
… Да, было такое – спали в канавах с лужами, питьевой воды не было, но все это мелочи в сравнении с постоянными артиллерийскими обстрелами, когда часами не можешь высунуть нос из окопа. Очень жалко погибших ребят: вчера только был рядом, сегодня убит. И постоянные переживания из-за того, что брат тоже на этой войне. Иногда его машина шла впереди нас, мы могли переговариваться. Я знал: он за меня волнуется тоже. Родители, конечно, здорово перенервничали, отец, вообще полностью поседел. Мама старалась быть сдержанной, а что ей оставалось…ждать, ждать и надеяться. Полгода мы служили без перевооружения, несли большие потери и в людях, и в технике. Домой об этом мы с братом, не сговариваясь, не сообщали.
Если говорить о сути этой войны, о каких-то выводах из пережитого, то я считаю: нужно полностью менять «верхушку» командования, отдав места штабных испытанным в боях офицерам.
Со временем привыкаешь к обстрелам: ну, живешь заподлицо с землей и ладно. Не на открытом же месте. Но месяцами находиться в окружении тяжело. Это сейчас уже есть линия обороны, и бойцы знают точно, где свои, а где чужие. У нас в прямом смысле выхода не было, оставалось идти до конца, пробивать коридоры, разрывать кольцо.
Позывного у меня не было. Я к этому явлению отношусь сложно, считаю, что нечего и по телевизору демонстрировать горделивые сюжеты, ведь все может «срисовать» враг: вот на фоне этого бойца виднеется шахта, а вот – блиндаж. Позывной у бойца «лидер» и готово – живая мишень! У боевиков руки развязаны, не то что у нас. За любое нарушение условий «перемирия» (сомнительного, поскольку боевики никогда его не праздновали) тебя еще и наказать могут, к примеру, административно, лишив месячной зарплаты. Если, допустим, человек стоит с автоматом на блокпосту, его кроют из минометов, прикладом ему отбиваться что ли? А мы отводим артиллерию. Пусть отводят ее боевики, а не наши на своей земле! Мы соблюдаем минские договоренности ценой угрозы захвата наших территорий. Считаю, что это в корне неверно.
С сепарами сталкиваться приходилось почти каждый день. Пока ты их кормишь, они тебе улыбаются, а только отвернешься – уже куда-то звонят. Приходили к нам за пайками даже родители боевиков, — я со временем разобрался, где чей сын воюет. Отдаю маме ополченца свой паек, а она, не успев отойти двух шагов, названивает сыночку: тут сидит такой-то боец, за углом – его командир… Что значит отдаю паек? Людям иногда было просто нечего есть. К примеру, Славянск напоминал чернобыльскую Припять, все мертво, разграблено. Приезжает КамАЗ с хлебом в, казалось бы, пустой, мертвый город. И из каких-то дыр начинают появляться люди, молча разбирают хлеб и исчезают… Мы и сами в иные времена были голые-босые, но куда ж деваться. Сначала они кричали: «Россия – вперед!», потом просили освободить от русского мира. Там ведь полный правовой беспредел, никто ни с кем не считается, отнимают еду, грабят магазины. Наемники, конечно, были у кормушки покруче. Но, что это я о врагах… У нас были все равны, ели мы с полковником из одной миски. Никогда не мог себе представить, что полковник будет с тобой разговаривать, как отец. Раньше, на срочной, такой мог тебя унизить как угодно, типа упал – отжался. А сейчас: «Витек, ты, пожалуйста, не спи, потерпи». Спать, кстати, приходилось по-всякому: и под небом открытым, под дождем, мы все выдержали, перетерпели. А сюда, в мирную жизнь, вернулись, все стало вылезать наружу: болячки, тревоги, напряженность. Прошло два года, я вроде адаптировался, но все равно страхи остались, внезапного шума опасаешься все время. Бывало, в детстве мог сам с петардами «дурковать», а сейчас, как старый дед, прошу детвору: перестаньте, пожалуйста, внутри все обрывается.
Какие планы? Наверное, скоро женюсь. Хочется жить спокойно, нормально работать. Все это обязательно сбудется, потому что хранит меня мамин крестик. Как надел в марте 2014 года – до сих пор не снимаю. Пусть он всех нас хранит.