Семь слоников, запретный плод и автограф Гагарину

Из семейного архива Александры Владимировны Сегеды, инспектора отдела кадров и обучения персонала
Народная — человеческая история требует внимания к деталям. Всегда интересны факты, подробности, а не комментарии к биографии времени.
С деталей и начнем.
…Сейчас слово «энтузиазм», а по сути, кураж, характер, когда энергии перехлест, стало почти ругательным, а в 50-60-е годы на энтузиазме держалось многое, в том числе и планы на будущее. И хорошая мелодия была у «Марша энтузиастов», и распевали песню про «нам нет преград ни в море, ни на суше, страну мечтателей, страну ученых» вполне искренне. Так вот, папа первой героини этого очерка был из таких мечтателей и ученых одновременно, легендарным человеком на ДАТЗ (фамилию назову позже), жил с семьей в коттеджном поселке за восьмой больницей и конечно, мечтал о высоком и светлом пути для сына и двух дочерей. Младшая — наша героиня, любимица-красавица, еще перед выпускным в 20-й школе решительно заявила на семейном совете: вы свою судьбу строили сами — героически (мама — геолог, папа-инженер-химик из первых советских спецов), я тоже выберу ее сама — либо великие стройки Сибири, либо на войну во Вьетнаме! Мама всплакнула, а папа, подумав, сказал: великие дела есть не только в Сибири, но и в родном городе. На второй день после окончания школы (один день был все же отдан каникулам) 17-летняя любимица-красавица вдруг со всей семьей стала собираться по гудку на завод. — Ты куда это? — Я уже устроилась к вам на азотно-туковый! Спросила у соседа (бывшего начальника цеха №3): какой самый сложный и страшный цех на АТЗ, он честно и ответил: кальциевая селитра. Да-а. Работать на кальциевой было в конце пятидесятых равносильно участию во вьетнамской войне или на всех великих стройках Сибири одновременно. Только в отличие от строек и войны — совершенно не престижно и не особо почетно. Бегать по этажам с пробами, в ночную смену аппаратчица одна на большой полутемный корпус, дышать селитровой пылью, бинтовать руки из-за хронической экземы, ежемесячно выбрасывать рабочие ботинки, которые от разливов сворачивались в дугу. Семья была уверена — не выдержит, уйдет. Выдержала, осталась и сейчас вспоминает, как плакала в ночные смены, как начальник цеха в первый ее день рождения на заводе — 18 лет, вручил ей почетную грамоту и ценный подарок — семь слоников на комод…
…У чернобыльцев-ликвидаторов в самом адском 1986 году в первые недели начинался обычно характерный кашель. А у нашей второй героини кашля не было. Этот факт заинтересовал начальство из числа ученых, — возможно, есть рецепт спасения. — Ах, вы из Днепродзержинска, — разочаровалось начальство, — значит, просто люди ко всему привычные. Потом этот же физик-ученый буквально выдрал из рук нашей героини роскошное краснобокое яблоко. Ткнул фрукт под дозиметр, указал на стрелку и заметил наставительно: запретный плод! Потом узнала его фамилию — академик Велихов…
…Делегатам ХХIII съезда партии выдавали специальные купоны (можно было купить по тогдашним меркам повального дефицита черта лысого). На гербовой бумаге купонов был начертан номинал 5 руб., что во Дворце съездов волшебным образом соответствовало уличным, общенародным рублям пятидесяти («народ и партия едины» — ремарка по теме ностальгии за совком), жуткий дефицит был выложен для делегатов за копейки. После раздачи купонов замечательный был эпизод: к группе делегатов от Украины (так было, впрочем, со всеми регионами необъятной родины) подошел «специальный товарищ» и попросил запомнить его в лицо. — В перерывах между пленарными заседаниями к вам в холле дворца могут подойти иностранные граждане, а то и зарубежные журналисты. Так вот, перед началом общения с ними найдите меня взглядом (я в толпе, но всегда рядом). Если я кивну головой, разговаривать можно… Со съезда все люди, как люди, везли тряпки и цацки, а наша третья героиня, делегат от Днепродзержинского азотно-тукового завода привезла домой гору книг. А во время работы съезда ее фотография попала на обложку журнала «Работница». Хранится у нее, простой работницы «Азота», автограф Юрия Гагарина (тоже делегата съезда) — не просто торопливый росчерк, а пожелание здоровья, счастья и «стремительных космических взлетов в судьбе». В ответ он тоже попросил у аппаратчицы «Азота» автограф — от работницы с обложки журнала «Работница». Хранится гагаринский автограф с тех пор в папке героини вместе с папиными грамотами из Чирчика, где он поднимал завод «Электрохимпром», военными снимками старшего поколения…
…А вот еще случай. Лет 15 назад приехали на ядерные хвостохранилища ПХЗ — там работала наша четвертая героиня с 1972 года, разухабистые телевизионщики и попробовали взять интервью у работницы. Забросали вопросами: вот вы и на Большой химии работали, и на урановом производстве, потом в Чернобыле, а так замечательно выглядите. Может, опасность радиации и прочей вредной химии преувеличена, может все это вообще полезно? Работница наша улыбнулась, молча сдернула каску (журналист крикнул: «Камера! Бери ракурс!»), так же молча сняла парик с почти голой головушки и начала говорить нарочито медленно: что касается химии и прочей радиации… Почему-то съемку прервали, ТВ, извинившись, уехало торопливо. Наверное, зря. Такой был грамотный и достойный ответ — всему миру, всему псевдогеройству и наносному репортерству. И химикам будущего на будущее — от пожилой работницы с обложки старого журнала «Работница»…
Вы уже поняли, что все эпизоды этого очерка — об одном человеке? Речь идет о Римме Александровне Косаревой (Дегтярева в девичестве), отработавшей 18 лет на «Азоте» и почти 25 — на ПХЗ (по ходу были учеба в техникуме, партийный съезд, Чернобыль, два сына- красавцы и умницы). С супругом Владимиром Ивановичам Косаревым она познакомилась на «Азоте» (работал старшим механиком на ПДГ, а потом в ЦЦР). Ее папа Александр Григорьевич Дегтярев — начальник цеха пароводоснабжения, один из пускачей АТЗ, мог и во сне начертить полную схему подземных заводских коммуникаций. На вопрос, где работает, он даже в послевоенные годы говорил: на азотно-туковом я не работаю, а служу. Душой и умом. В выходные летом он вывозил на цеховой грузовой машине половину улицы Волгодонской на Днепр в Карнуховку — «отдохнуть по-человечески». Старший сын Дегтяревых — Орест, работал у нас на «Азоте», потом строил завод в Шевченко на Мангышлаке, работал главным механиком этого завода. Дочь Инна трудилась в лаборатории цеха этилбензола (ее дочь Александра Сегеда — инспектор нашего отдела кадров). Директор «Азота» Е.И.Добровольский часто позванивал Дегтяревым домой. И не только по делу, иногда так: «Нина (это мама Риммы, жена Александра Григорьевича), не осталось ли у тебя хоть немножко твоей знаменитой квашеной капусты, лучшей просто нигде не пробовал!». Когда хоронили Александра Григорьевича, пришел весь завод. Жители улиц Начальства (так иногда называли поселок в народе) пользовались неизменным уважением, были ответственными и открытыми, всегда доступными для общения. Все Дегтяревы служили делу, а не просто работали, умели отдавать, делиться — душой, умом, энергией, квашеной капустой в конце концов.
Надо бы упомянуть удивительный, но по тем временам, вполне обычный факт: в 1972 году Римме Косаревой предложили перейти на ПХЗ, и вопрос этого перехода — работницы с обложки журнала «Работница» решался на уровне директоров М.П.Аношкина и Е.И.Добровольского. Победило все же желание самой работницы, кто ж знал, что в 1986 году случится Чернобыльская трагедия, и шлаковчан добровольно-принудительно мобилизуют работать в Припять (опять стройки Сибири и Вьетнам). На ЧАЭС Р.А.Косарева была два раза, сохранила пропуск в закрытую зону, фото в каске и… любовь к молочным продуктам. Там давали молочки мало, в 1986 году, в самом начале ликвидаторам объясняли: сметану перед употреблением в столовых отстаивают по 40 часов в морозильнике…
Всенепременно надо сказать о пенсии Риммы Александровны. Когда впервые почтальон принес эту пенсию по месту проживания нашей героини на Белорусский проезд — а раздавала почта пенсии частенько во дворе всему дому сразу, — то сумма, торжественно почтальоном провозглашенная для Косаревой, изумила не только соседей, но и саму пенсионерку. — Вы ошиблись, надо вернуть лишнее, — возмутилась Римма Александровна. -Э-э, нет, у нас все точно, — сказал почтальон. «Разбогатевшая» пенсионерка не успокоилась, помчалась возвращать в пенсионный отдел «ошибочные» начисления. Там разобрались во всем быстро, — и начальник отдела — человек наверняка не сентиментальный — первой встала торжественно, напоминая Римме Косаревой о причинах высокой заслуженной пенсии: об «Азоте» и ПХЗ, Чернобыле и общем трудовом стаже. По ходу чтения документов — суконного пересказа биографии работницы, — постепенно и торжественно вставали и другие сотрудницы отдела…
Простая, казалось бы, народная история. Но перед завершением очерка, еще одна деталь, по-моему, важная. Римма Александровна, отметившая недавно свое 80-летие, остается вполне и абсолютно современным человеком. В душе, в биографии, в ее рассказах о людях хороших нет и не может быть ничего пожилого. Стиль квартиры — хай-тек, читает современные детективы или по-хорошему крутую беллетристику (это рассказали в нашей профсоюзной библиотеке), а не бабские слезы-сопли «за жизнь». Помогает детям, внукам и правнукам в делах житейских. В разговоре о временах и нравах, спросила у нее: вот принято говорить свое время, наше. А какое время — ваше? Римма Александровна задумалась, а потом ответила со спокойной мудростью — мое время — всегда сейчас. Все в ней и вокруг — стильно, выдержанно, строго и…чуть с юмором. Выбиваются из колеи семь слоников в шкафу под стеклом.